
Чудо длиною в жизнь
Епископ Шахтинский и Миллеровский Симон (Морозов)
«… И утоления всех печалей!», – так почти всегда заканчивалось поздравление, которое присылала нашей семье на каждый праздник тетка моей матери, которая не выходила замуж, не имела своего угла и жила то у одного, то у другого родственника. Да, именно так, после традиционных пожеланий крепкого здоровья, того-сего, пятого-десятого, неизбывного – «счастья в личной жизни», завершалось поздравление и к Новому году, и к Первомаю, и к совершенно забытой теперь «Октябрьской».
Какое-то время, примерно с полгода она жила в нашей семье, была почти незаметной, в чем-то помогала матери и, уезжая к очередной племяннице, надела мне, подростку, на шею серебряный образок с изображением Божией Матери. Тогда, в конце 1980-х нательные крестики все чаще стали появляться у моих сверстников. Это было заметно, например, на уроках физкультуры и уже не вызывало насмешек. Был такой крестик и у меня, но носить дополнительно еще и какой-то образок мне казалось излишним. Поэтому после отъезда дарительницы я сразу же снял иконку, но прежде, чем спрятать ее в своем столе среди кучи детских драгоценностей, решил ее рассмотреть повнимательнее, так как раньше этому мешала короткая цепочка. На одной стороне образка был изображен крест с надписью «Спаси и сохрани», которая мне очень нравилась. А на другой – изображение Богородицы с очень мелкой надписью поверху. Вооружившись лупой, я прочитал – «Утоли моя печали». Так вот откуда взяла наша тетушка это необычное и трогательное пожелания, понял я, и решительно вернул образок на свою вытянутую мальчишескую шею. Тогда мне даже в голову не пришло, что «Утоли моя печали» – это название иконы. Мне казалось, что это такое напутствие, такая своеобразная молитва, своеобразное заклинание. Слово «благословение» я тогда не знал, и мне казалось, что «утоли моя печали» – это доброе пожелание родственницы, это ее молитва обо мне, и, пока я буду носить эту иконку, никакие печали на меня не свалятся. И только много лет спустя я узнал о том, что существуют десятки чудотворных икон, от которых происходят десятки иконографических изводов с необыкновенно трогательными именами. Великий Гоголь подметил удивительную способность русского человека к меткому слову: «Выражается сильно русский народ! и если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и потомство, утащит он его с собою и на службу, и в отставку, и в Петербург, и на край света … нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и животрепетало, как метко сказанное русское слово».
Конечно, писатель имеет в виду повседневную речь с прозвищами, меткими наблюдениями, художественным вымыслом и фантастическими фигурами речи. Но и в области духовной жизни наблюдается та же самая острая наблюдательность и чуткость. Высшая степень веры проявляется в максимальной доверительности, уверенности в том, что даже самое смелое слово, сказанное с любовью, не оскорбит Творца. Так, например, царь Давид не стесняется сравнить не слышащего его Господа с «исполином, побежденным вином» (Пс. 77, 65). Точно так же иконописец или заказчик иконы называет образ Спасителя то «Спас – Благое молчание», то «Спас –Ярое око», то «Спас – златые власы», а то и «Спас – мокрая брада».
Наименования икон Божией Матери еще более трогательны. Это и понятно, ведь отношения с Нею у верующего человека еще более доверительны. Нам бесконечно дороги иконы «Скоропослушница», «Всех скорбящих радость» (есть еще и «Всех скорбящих радость с грошиками»), «Взыскание погибших», «В скорбех и печалех утешение», «Споручница грешных» и конечная та самая любимая мною с детства – «Утоли моя печали».
Образ Пресвятой Богородицы "Утоли моя печали"
Надо сказать, что первые русские христиане, крещенные князем Владимиром, полюбили Богородицу как собственную мать. Первые храмы Киевской и Ростово-Суздальской Руси были освящены в честь Ее славного Успения. Русские даже изобрели свой праздник Покрова, который потом переняли греки. И когда к началу XVI века Московское царство осталось единственным не завоеванным иноверцами, сюда со всего православного мира, особенно с Афона, стали стекаться намоленные и прославленные чудесами иконы Божией Матери со всего Православного Востока. В средине XVII века в Москве появилась и икона с чудесным названием «Утоли моя печали». По преданию, ее принесли казаки из западно-русского города Шклова. Но и туда она, вероятнее всего, попала с Востока – из порабощенной турками Греции или Афона.
С ранней юности у меня с этой иконой установилась особая связь. Подростком я снимал с шеи образок, молясь об утолении детских обид, и все беды и мелкие злодейства как-то рассеивались. Трудясь послушником в Троице-Сергиевой Лавре и бывая в Москве, я старался выкроить хотя бы полчаса, чтобы забежать к Николо-Кузнецкую церковь и помолиться у известного всей столице чудотворного образа. И уже твердо решив принять монашеский постриг, я даже не удивился тому, что постригавший меня владыка Александр (Тимофеев) назначил для этого Саратовский храм «Утоли моя печали». Стоит ли говорить, что, два с половиной года спустя, в этом же храме он же рукоположил меня в сан священника.
Этот храм имеет свою удивительную историю. Его построил в 1908 г. священномученик Гермоген (Долганов), управлявший Саратовско-Царицынской епархией в начале XX века. Храм был построен для иконы «В скорбех и печалех утешение», но с самого начала жители Саратова, да и сам епископ Гермоген называли его «Утоли моя печали». В 1920-е годы он был закрыт, но не был разрушен. Творение архитектора П.М. Зыбина было признано памятником архитектуры, и в нем разместился планетарий. Как мне рассказывал приятель, работавший там в начале 1980-х гг., в алтаре находились лекторы, в основном женщины, в самом храме стоял громоздкий аппарат, проецировавший звездное небо, лунные ландшафты, марсианские пустыни, имитировавший полет метеоров, комет и космических кораблей.
Храм "Утоли моя печали" г. Саратова. Фото ок. 1968 г.
Одна, по-видимому, верующая учительница, приводя школьников громогласно и недвусмысленно заявляла: «Дети! Ведите себя прилично – вы пришли в храм» и, выдержав мхатовскую паузу, добавляла: «науки».
В конце 1980-х трудами знаменитого саратовского священника, реэмигранта из Харбина отца Лазаря Новокрещеных, храм восстановили с тем именем, которое помнили саратовцы – Утоли моя печали.
Этот саратовский храм стал первым местом моего священнического служения. В это время я нес послушание преподавателя Саратовской духовной семинари, и для меня было особенно радостным, что именно этот храм для моих учеников был не только учебной площадкой, где они с пятого на десятое, перевирая устав, несли клиросное послушание, но стал местом самой искренней и горячей молитвы. И сейчас, когда я бываю в Саратове, я неизменно прошу Саратовского архиерея разрешить мне отслужить Литургию в церкви, где прошла моя духовная молодость.
Епископ Симон (Морозов) за богослужением в храме «Утоли моя печали» города Саратова
Здесь укрепилась моя вера, здесь я отчетливо ощущаю присутствие Божией Матери и, стоя у иконы, как мне кажется, вижу, как она приподнимает над Своим ухом мафорий, чтобы лучше слышать обращенные к ней молитвы.
Пресвятая Богородица, исцели наши болезни, утоли печали, сохрани воинов, оживи любовь!