«СНАЧАЛА МЫ СМЕЕМСЯ, А ПОТОМ ГОВОРИМ НА ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНЫЕ ТЕМЫ»

У современных подростков есть существенная проблема: дефицит общения. Причины этой проблемы объективны и связаны с социумом. Поскольку человек живет в обществе и должен к нему приспосабливаться, необходимо искать инструменты для решения возникающих сложностей. Преодолеть проблему общения поможет клуб для подростков, решила Наталья Валерьевна Мотева, клинический кризисный психолог, специалист по когнитивно-поведенческой терапии и мать пятерых детей.

Наталья Мотева с дочерьми

– Наталья Валерьевна, как пришла идея создания подросткового клуба? С какой целью он создавался?

Я поняла, что подросткам некуда пойти, чтобы пообщаться и позаниматься чем-то интересным

– В процессе общения и со своими детьми, и с другими подростками я поняла такую вещь: им некуда пойти, чтобы общаться и заниматься чем-то интересным. У них есть спортивные секции, музыкальные школы, какие-то кружки; классе в 9-м еще появляются всякие репетиторы. То есть они заняты делом, а непосредственного живого общения у них нет. А еще есть ребята, которые никуда не ходят – это, как правило, те, кого принято называть трудными подростками. У этих детей обычно конфликтные отношения с родителями, от которых они стремятся сепарироваться. Такие дети часто собираются, например, в торговых центрах в каких-то точках общепита и там тусуются, особенно зимой, когда некуда приткнуться из-за плохой погоды.

И я поняла, что мне хочется создать пространство, в котором подростки могли бы безопасно реализовывать свои возрастные потребности. Потому что у подростков ведущая деятельность – общение со сверстниками. Я взяла своих детей, и мы вместе придумали клуб, в котором нет дискриминации по доминирующему признаку. Очень часто на всяких семинарах общение строится следующим образом: «Вы ничего не понимаете, а я сейчас научу вас жить». У нас общение строится по горизонтали: участники могут спорить, могут выражать недовольство, могут обидеться. В школе эти эмоции встречают сопротивление, дома тоже, а в нашем пространстве их можно выражать, чтобы прожить и пережить. Это именно то место, то время, чтобы выражать и переживать разные чувства.

Дуня с Аглаей объясняют правила игры

– А какое участие в деятельности клуба принимают ваши дети?

– Со мной работают три моих дочери: Евдокия, Пелагея и Аглая. Аглая старшая, ей 20, Пелагее скоро 15, а Дуне 13. Они помогают мне сформировать необходимое пространство безопасного общения, потому что, несмотря на мою расположенность к участникам клуба, я – взрослая. Они могут меня опасаться только по этой причине: я взрослая, вдруг я не пойму. А дети, их ровесники, точно поймут. К ним можно обратиться, если к взрослому обращаться страшно.

– Ваши дети все же не имеют специального образования. Не возникает ли у них сложностей?

– Конечно, им сложно, потому что часть ребят, которые приходят в клуб, – это их друзья, одноклассники. И с новыми ребятами они со временем тоже начинают дружить. А эти роли нужно разделять: роль наставника и роль друга. Мои девочки ведут у нас на занятиях фехтовальную тренировку, поэтому выступают в роли наставников. И должны постоянно переключаться в разные режимы общения. Это не так просто дается, как я сейчас рассказываю, но это зона ближайшего развития моих детей, и я считаю, что это очень полезный для них навык.

Еще мои девочки пишут сценарии игр. Всем участникам раздают роли, в игре есть цели, индивидуальные или командные. С остальными участниками игры нужно взаимодействовать по определенным правилам. А в конце игры мы обсуждаем, кто свои цели выполнил, какие были трудности, кто хорошо отыгрывал, что понравилось и так далее.

– Как вы преодолеваете барьер непонимания, который неизбежно возникает между людьми разных поколений?

– Например, у нашего клуба есть телеграм-канал, в котором есть специальная рубрика – «Пятничный мем». Каждую пятницу я отправляю туда мемы, которые мне, моему поколению, кажутся смешными. А они в ответ присылают мемы, которые смешны им. И мы обоюдно стараемся понять, что смешного мы находим в этих мемах. Чтобы оказаться на одной волне.

Я не делаю вид, что мы с ними дружбаны. Но я стараюсь понять, чем они живут, что им интересно, что их беспокоит

Я не делаю вид, что мы с ними дружбаны, кореша. Но я стараюсь понять, чем они живут, что им интересно, что их беспокоит. Дети это видят, и моя заинтересованность возвращается ко мне их доверием.

Кроме того, мы развиваем систему наставничества. Есть ребята, которые ходят в клуб с самого начала, есть новенькие. И за каждым новеньким я закрепляю «старенького» – чтобы просто наблюдал. Если новый человек чувствует себя неуютно, стесняется, зажат, задача наставника – подойти. Может, задать прямой вопрос, может, вовлечь в игру, показать пример личным поведением. Я наблюдаю за процессом в целом, а наставники – за своим подопечным. Обычно нужно всего 2–3 занятия, чтобы новенький освоился и необходимость в наставнике отпала.

– Как строятся занятия в клубе?

– Вначале мы проводим разогревающие игры. Правило в них такое: чем тупее и глупее ты себя чувствуешь, играя в эти игры, тем лучше. Почему? Потому что это дает тебе возможность расслабиться. Это не просто глупости какие-то или скабрезности, или какие-то дурацкие шутки, а специальные упражнения на раскрепощение. Чем больше смеха, тем лучше: свободнее себя чувствуешь, быстрее вливаешься в происходящее. Тебе становится легче себя принять – это одна из важнейших проблем подросткового возраста. Главные вопросы, на которые ищет ответ любой подросток: кто я? какой я? каким я могу быть, каким я хочу быть? Когда человек может себе позволить быть разным, на этой базе проще выстраивать себя таким, каким ты хочешь быть.

Затем мы полчаса или сорок минут говорим на какую-то тему, которую определяем заранее. Я в телеграм-канале предлагаю, они отвечают: о, здорово, давайте об этом поговорим. И вот мы садимся и обсуждаем. Мы говорили про травлю, говорили про цели, про то, что делать, когда тебя никто не понимает. Иногда им даже не хватает отведенного времени, они просят: давайте продолжим, нам есть, что сказать.

Ролевое фехтование

И вот сначала мы смеемся, мы очень расслаблены, а потом садимся и говорим на очень серьезные темы. Вы не представляете, какое удовольствие видеть, как они могут переключиться и погрузиться после того, как все дурачились. Какая степень погружения в тему. Обычно мы эти обсуждения снимаем на видео – это необходимо мне как руководителю, потому что изнутри я вижу одно, а со стороны все может выглядеть иначе. Но когда я смотрю эти видео, я понимаю, что метод действительно работает, и работает очень мощно.

Потом мы идем пить чай – это тоже важная часть, важный ритуал. Обычно во время чаепития мы играем в игры. У нас есть две любимых: «Две правды, одна ложь» и «Мы слушаем и не осуждаем». Если есть, что обсудить (какие-то события на неделе произошли), вместо игры можем за чаем просто говорить о том, что всем интересно.

Очень важный пункт – мы пьем чай с тем, что ребята принесли с собой. У них есть такой принцип: «Спалился – поделился». То есть если ты достал и показал остальным что-то съедобное, ты не можешь съесть это в одиночестве, надо разделить с остальными. А если ты хочешь съесть это один, тогда никому не показывай.

Во время чаепитий они тоже много хохочут. На это приятно смотреть, потому что чаще мы видим своих детей загруженными, хмурыми. Когда я выкладываю фото с занятий в родительский чат, родители пишут: это что, мой ребенок? Мой Вася? Мой Миша? Ничего себе!

Фехтовальные тренировки помогают выразить то, чего очень много в подростках – например, агрессию

После чаепития проходит небольшая разминка, и мои девочки начинают фехтовальную тренировку. Смысл этой части занятия – научиться взаимодействовать в бою. Бой происходит на тренировочных мечах, которые называются тямбары. Мои девчонки сделали их самостоятельно. Это так называемое ролевое фехтование, у которого есть свои правила, свои возможности. Фехтовальные тренировки помогают выразить то, чего очень много в подростках – например, агрессию. Если ты на кого-то разозлился, с кем-то что-то не поделил, ты можешь предложить ему сразиться. С одной стороны, во время боя ты можешь контролировать то, что с тобой происходит, с другой стороны, ты учишься принимать свое поражение. А это сложно даже для взрослых! Я вижу, как взрослые, фехтуя с детьми, избыточно расстраиваются, если проиграли. Или начинают с азартом доказывать, что это случайный проигрыш.

Третья часть – свободная. Это может быть какая-то спокойная игра. У нас есть разные игры, все с дурацкими названиями, но под странными названиями происходят правильные взаимодействия. Например, игра «Ой, а кто же у нас тут умер-то?» заключается в следующем. Основной игрок ложится на спину, скрещивает руки на груди. У него должно быть абсолютно расслабленное лицо. Задача остальных игроков сделать так, чтобы он улыбнулся или рассмеялся. Это не так легко, как кажется! Нужно найти способ, который его рассмешит, и все начинают вспоминать, а над чем он обычно смеется, какие у него любимые шутки и так далее. То есть происходит эмоциональное присоединение. Ты внимательно наблюдаешь за своими друзьями, ты вовлекаешься в отношения. Но когда ничего не работает, есть проверенный способ. Все хором говорят: «Ой, а кто же у нас тут умер-то?». И все, все начинают хохотать, и основной игрок тоже.

– Как много активностей! Долго длятся занятия?

– Три часа. Но проходят на одном дыхании. У нас много планов на лето. Мы договорились, что будем ездить в районы, где живут участники нашего клуба. И они будут проводить по своему району экскурсию, показывать места, которые они сами любят, или исторические, или место, куда все ходят. У нас есть такая штука, как у экскурсоводов, такой маленький динамик – через него всем все слышно.

Я хочу попробовать помочь подросткам трудоустраиваться. Многие ребята сталкиваются с тем, что они не знают законов, и часто попадают в ситуации, где им не платят, обманывают их, платят гораздо меньше за труд, который они выполнили. Мне бы хотелось воплотить эту идею в жизнь, потому что деньги нужны всем, и зарабатывать деньги надо учиться. Учиться зарабатывать и учиться тратить.

Современным детям трудно понять, чего они хотят, потому что у них много всего есть. Научиться понимать, чего ты хочешь, находить пути, как этого достичь, – это и есть настоящая сепарация от родителей, а не когда ты маму «дурой» назвал и сказал, чтобы она дверь закрыла с той стороны. Сепарация ведь и такой бывает! «Отстань от меня, у меня своя жизнь, своя территория». А у детей нет никаких прав, потому что права появляются тогда, когда появляются обязанности. Осознанные обязанности, которые он берет на себя добровольно.

Современным детям трудно понять, чего они хотят, потому что у них много всего есть

Насыщенная, структурированная, понятная жизнь удовлетворяет многие потребности подростка, и тогда ему не нужно добывать себе независимость с помощью девиантного поведения.

– Наталья Валерьевна, я думаю, найдется какое-то количество православных родителей, у которых ваши методы работы с подростками вызовут недоумение или неприятие. Ни для кого не секрет, что некоторые православные взрослые считают, что дети должны быть исключительно в храме на молитве…

– …а все остальное от лукавого. Да, это хороший вопрос. Я сама православный человек, мои дети воспитывались в православной семье. Но ребята, которые приходят ко мне как к психологу, не все православные. И ребята, которые учатся или дружат с моими детьми, не все православные. И вот тут мы с моими детьми играем определенную миссионерскую роль. Ведь что думает о Церкви человек, далекий от нее? Что люди в Церкви все время молятся, стоят на коленях в платочках, и никакой другой жизни у них нет. А мы им показываем, что есть, и жизнь православного человека может быть очень насыщенной и динамичной.

Ко мне приходят дети, которые вообще ни разу в жизни не были в храме. И вот мы им говорим: «Мы идем на пасхальную ночную службу, давайте с нами?». На одном из занятий мы обменивались куличами. И дети начинают задавать вопросы. Ведь есть подростки, которые думают, что Пасха – это такой праздник, когда красят яйца. И всё, в этом весь смысл праздника. А мы им рассказываем, что такое Пасха – отвечая на их вопросы. Ведь подростков к встрече с Богом нужно приглашать очень аккуратно, бережно, исподволь.

А что касается воцерковленных с детства подростков – они примерно в этом возрасте и начинают уходить из храма. Это частое явление. Если их заставлять и насильно в нем удерживать, ничего хорошего из этого, как правило, не выходит. В пубертате возрастная норма – сепарация от родителей. «Как угодно, только не так, как вы». Дети начинают задавать вопросы: а зачем ходить в храм? Вот родители меня заставляли, а какой в этом смысл? Вот, например, папа ходит в храм, молится, а потом дома на меня орет. Вроде он христианин, должен всех любить, а меня он, получается, не любит? На эти вопросы родителям хорошо бы находить ответы, а это получается не всегда.

И вот такой ребенок видит адекватных, на его взгляд, взрослых и своих ровесников, которые могут и ролевым фехтованием заняться, и постоять в храме на службе, исповедоваться, причаститься. Он заново открывает для себя суть общения с Богом, и эта сторона жизни нормализуется для него. Мы не навязываем православный образ жизни, но, поскольку мы с моими детьми православные, это так или иначе считывается окружающими – опосредованно или в прямом диалоге. Мне кажется, это более действенная проповедь, чем открытое навязывание.