
ЗНАКИ БЛАЖЕННОЙ КСЕНИИ
С Блаженной Ксенией Петербургской меня связывают особые узы. Началось всё в декабре 2010 года, когда я приехал в Питер получать железобетонно обещанную литературную премию – и не получил её: за час до церемонии всё было перерешено. Но есть кое-что поважней премиальных денег и триумфального звона.
Гостиница располагалась в получасе ходьбы от Смоленского кладбища, и ноги «сами» привели меня к его воротам. Здесь всё показалось родным и домашним: вот – привратная надпись на мраморе об упокоении Арины Родионовны, вот – Смоленский Богородичный храм, по сходням которого блаженная тайно подносила по ночам кирпичи, чтоб быстрей строился, вот – место первого захоронения Блока, вот – Ксенина часовня, к которой я пришёл и в день отъезда…
От часовни я тогда долго шёл под обильным снегопадом, продолжая свою внутреннюю беседу со святой Ксенией Петровой. До поезда оставалось несколько часов, и, как поётся в песне, «а на Старом мосту вдруг заныло в груди», и… почти отвалилась подошва на левом ботинке. Я примотал ее шнурком там же, на Дворцовом мосту, «на вечном ветру», но она продолжала зачерпывать мокрый снег и отваливаться. Спас меня Спас-на-Крови, храм-музей, в котором обязательны голубенькие полиэтиленовые бахилы – я натянул их на мокрые носки, обулся и поверх ботинок надел ещё одну пару. Броня была крепка. Я ещё не знал, что в моём далёком Харькове моя проблема уже разрешилась самым радикальным образом.
Я ещё не знал, что в моём далёком Харькове моя проблема уже разрешилась самым радикальным образом
С тех пор привелось не однажды бывать в Петербурге, и всякий раз причина поездки становилась своего рода способом доставки меня в «город на Неве», а прямо говоря, к часовне на Смоленском кладбище, в которой покоится блаженная подвижница. И всякий раз в ответ на мои молитвенные вопрошания и воздыхания Ксения подавала какой-то знак.
Не могу не считать провиденциальными знакомство и дружбу с петербургским иконописцем и художником Александром Простевым, создавшим в живописи жанр «серия свято-житийных картин» (о Ксении Петербургской, Сергии Радонежском, Петре и Февронии Муромских) и несколько лет назад расписавшим первый в Петербурге храм в честь Блаженной Ксении. Это именно «крылатый Простев» привёл меня на место, ныне называемое Матвеевский парк, где когда-то стояла церковь в честь Святого апостола Матфия, моего небесного соименника, единственная в империи, и именно с этой деревянной церковью и ее каменной «дочерью» биографы связывают личные духовные события Ксении Григорьевны – Крещение, Венчание и отпевание.
В последней декаде мая текущего года мы с женой, прибыв в Питер на полтора дня, по поводу очередной премиальной церемонии, конечно же, чаяли навестить Смоленское. К нашему удивлению и радости, 23 мая погода стояла непитерская – тёплая и ясная, и традиционной огромной очереди страждущих поклониться гробу святой – не было!
В часовне, заполненной, негромко звучал акафист Блаженной, людская череда, явственно влекомая духовной гравитацией, медленно плыла к источнику притяжения – мраморной гробнице Ксении. Молящиеся несли цветы, тихо подавали требы о своих усопших, павших, болящих, здравствующих. Припадали ко гробу – кто с печалью, а кто и с благодарностью.
Выйдя из часовни и увидев изрядную людскую очередь, мы поняли: часом раньше Ксеничка именно для нас, грешных, приоткрыла небесную калитку и впустила к себе.
Не успели сделать и десятка шагов по кладбищенской тропинке, как вдруг – словно изнутри, меж нами – зазвучал низкий женский голос. Медленно, размеренно и спокойно его неведомая обладательница читала стихи, в которых мы ошарашенно узнали строки Марии Боруховой, написанные семь с половиной месяцев назад, на кончину – 6 октября – нашего сына Саши. Звук исходил из моего кармана, в котором лежал смартфон. Я извлёк удивительное устройство. Мобильник не был включен, а голос продолжал звучать и явил нам, потрясённым, также второе приношение Маши Боруховой памяти Саши, а затем – стихотворение Елены Монич. Эти три поэтических сочинения, написанные дочерьми поэта Светланы Кековой, были собраны мной в текстовый файл в конце октября 2024 года, фактически сразу после ухода Саши. Тогда же я сделал приписку: «Сестры Мария и Елена укрыли Сашу венками».
Эти три поэтических сочинения были собраны мной в текстовый файл после ухода Саши. Тогда же я сделал приписку: «Сестры Мария и Елена укрыли Сашу венками»
Впечатление – ошеломляющее.
Наверное, можно найти простое объяснение: этот, никогда не звучавший, файл попал (вот только непонятно как!) «на язык» функции озвучки. Но потрясает другое: голос почему-то зазвучал именно в этот момент, в этом месте, и читал он эти стихи.
* * *
Памяти Натальи Михайловны Алисовой
Не могу насмотреться в окно,
(Мария Борухова, Саратов, 20.10.24 г.)
Автор поясняет:
«Я начала писать это стихотворение именно памяти Александра Минакова. А закончила – когда после продолжительной болезни ушла мама моей близкой подруги. И оно соединило в себе память о двух людях, совершенно разных и далёких друг от друга, но отошедших ко Господу в этом октябре».
* * *
Станиславу Минакову
Слишком быстро яблоня пожелтела,
(Мария Борухова, 27.10.24 г.)
Памяти Саши Минакова
С любовью и скорбью – его отцу Станиславу
Сонаследник Духа, заложник персти,
(Елена Монич, Апшеронск, 28.10.24 г.)
Мы не умеем трактовать знаки. Но важно, что они есть.
Ксеничка, моли Бога о нас, грешных!
Смоленский Богородичный храм. Фото автора
Станислав Минаков и Александр Простев
Памятник блаженной Ксении Петербургской у часовни на Смоленском кладбище. Фото автора
и Александра Станиславовича Минакова,
безвременно ушедших в октябре 2024 года
На желтеющих листьев каскад,
Вспоминая о том, что в вино
Превратится к зиме виноград.
И покроется снегом трава.
И закончится птичий полёт.
И попавшие в сердце слова
Будут биться, как рыба об лёд.
И настанет назначенный час.
И сравняются чаши весов.
И учитель, покинувший класс,
Не услышит чужих голосов.
И прольётся пронзительный свет
На просторы земной тишины,
Где вопросов о будущем нет
И ответы уже не нужны.
Слишком поздно жимолость отцвела.
Замерла душа, прикрываясь телом,
Отложив до завтра свои дела.
Пройден путь от встречи до расставанья,
И разбит кувшин с дождевой водой.
Растеряв в дороге очарованье,
Мимо день промчался, как конь гнедой.
Затерялось время в пустом конверте.
Неизвестны адрес и адресат.
Если наша жизнь есть прообраз смерти,
Значит, время можно вернуть назад.
Ты живешь на свете, не чуя смерти,
Суета привычна, да быт размерен,
Только вдруг в окно залетает птица,
И тревожно сердце в груди томится,
Хотя в целом вроде не суеверен.
Птице должно жить в беспредельном небе,
Звёзд крылом касаться, купаться в неге,
Петь семи ветрам в голубом просторе.
Птицу тянет ввысь, птица вне системы,
Не по чину ей потолок и стены,
Не к лицу ей скорбь, теснота и горе.
А отцу не должно заочным чином
В невеликой церкви прощаться с сыном,
И в руке сжимать чернозёма мякоть,
Первозданной персти живую глину,
Не имея голоса крикнуть в спину,
Не имея слёз, чтобы просто плакать.
Будет день и час, станет полной мера,
И огнём твоя искусится вера,
А пока живи ей, люби, дыши с ней.
МОЖЕТ, ЗАВТРА, МОЖЕТ, УЖЕ СЕГОДНЯ…
Камо мы бежим от лица Господня?
Ты имеешь, Боже, глаголы Жизни.
Станислав Минаков